Как глубоко моя память ужалена, - 
Рана открытая, ей не зажить...
Пепел Хатыни, Маркова, Шарина
В сердце живущего 
Вечно стучит...

Заветы Ильича. – 1990. – 21 июня.

 

Зверская расправа была учинена 11 февраля 1943 года над жителями деревень Шарино и Марково. Эти деревни повторили участь белорусской Хатыни. В деревне Марково расстреляны и сожжены заживо 45 мирных жителей, в д.Шарино – 37 человек.

Братская могила советских граждан  д. Марково

На доске надпись: «Здесь захоронено 45 жителей д. Марково, заживо сожженных фашистскими извергами в 1943 году за связь с партизанами. Вечная память мужественным патриотам Родины».
Сейчас в деревнях поставлены памятники советским патриотам, погибшим от рук фашистских бандитов. Мы никогда не забудем о тех преступлениях, которые совершали гитлеровцы на нашей земле.

 

Почти у самой границы РСФСР и Белоруссии, между Смоленской и Витебской областями, где начинаются леса, уходящие далеко в Белоруссию, лежали две деревушки – Шарино и Марково. Поля золотистой ржи и зеленого льна стелились по обеим сторонам проселка. А кругом темнел лес, местами подступавший к самым огородам.

Война ворвалась в жизнь лесных деревушек, увела за собой почти всех мужчин. Остались в Шарино и Марково женщины-солдатки, старики да детишки. Пришли фашисты, и оказалась Западная Смоленщина в глубоком вражеском тылу.

Но не смирились советские люди. В лесах появились партизаны. Они стали частыми гостями в Шарино и Марково. Гитлеровцы много раз пытались разгромить партизан, но безуспешно.

Фашисты, попирая международное право, обрушили свою месть на гражданское население. Предоставим слово свидетелю Изотовой Марии Максимовне, жительнице деревни Скворцы Красновского сельсовета Руднянского района Смоленской области.

«11 февраля 1943 года в нашу деревню прибыл карательный немецкий отряд в количестве до 150 человек. Командир этого карательного отряда, фамилии которого не знаю, приказал под страхом смерти собрать в деревне всех лошадей и когда лошади были собраны и запряжены, немецкий офицер отобрал по количеству лошадей 12 жителей нашей деревни, которым приказал вести коней в дер. Шарино. Что же касается немецких солдат, то на каждые сани сели примерно по 5 человек. Приехав в указанную деревню, немецкие солдаты разбежались по домам и занялись грабежом, у жителей отбирали хлеб, лук и т. д. Когда же все было отобрано у крестьян, их собрали в дом, принадлежащий Панкратенковой Агриппине, дверь дома заперли на замок, у каждого окна был выставлен солдат, после чего дом подожгли. Остальные солдаты подожгли другие дома. Во время пожара  в дом, где находились люди, через окна солдаты бросали гранаты и стреляли из автоматов. Люди кричали и плакали и все они на моих глазах сгорели. От этого дома нас не прогоняли. Всего в доме сгорело примерно 40 – 45 человек женщин и детей. В живых из деревни случайно  остались только три человека, которые в это время находились далеко от своего дома.

В огне погибли Панкратенкова Мария 27 лет и 4 детей в возрасте до 9 лет (Соня—9 лет, Михаил – 7, Вера 4 года и Лида 2 лет). Панкратенкова Агриппина 50 лет, ее дочь Настя 17 лет и ребенок 2 лет – Тома. Панкратенкова Фекла 30 лет и ее дети: Витя 2 лет и Сережа 1 года, а также многие другие.

Вся деревня Шарино была сожжена, и немцы заставляли меня и других граждан смотреть на это зрелище». 

Из Шарино каратели направились в Марково. Там повторилось то же самое: 45 человек согнали в коровник и подожгли его... 

В октябре 1943 года советские войска освободили западные районы Смоленщины. Части 31-й армии пришли на то место, где недавно были деревня Шарино и Марково. У могилы собрались капитаны Оксеонов Н.М., Скрыпник Е.П., военные врачи Замкопников Б.П. и Кременская Н.II., уцелевшая жительница сожженной деревни Ладохина А.Д. Собрался народ, и составили акт, который гласил: «Произведенной раскопкой из ямы были извлечены до десятка обгоревших трупов, по заключению врачей, люди скончались от огня. Кроме этого указанного количества людей, в яме оказалось множество сожженных женщин и детей, трупы которых начали разлагаться».

Теперь нам стало известно, что одним из главных «героев» этих беспрецедентных в истории «сражений» был бывший начальник оперативного управления генерального штаба гитлеровской армии Адольф Хойзингер.

 

Заветы Ильича. – 1960. – 12 окт.

 

 

Солнцем залита опушка леса. Птичий пересвист да шорох ветерка... А двадцать пять лет назад на этом месте разыгралась страшная трагедия. 11 февраля 1943 года фашисты сожгли деревни Марково и Шарино, почти полностью уничтожили их население: стариков, женщин, детей. Там, где была деревня Марково, сейчас воздвигнут памятник. Он постоянно напоминает о жертвах минувшей войны, о зверствах фашистов.

Когда-то, как рассказывают очевидцы, это были красивые и нарядные деревушки. Золотистая рожь и лен стелились у их околиц. А кругом, куда ни кинешь взгляд, темнел зеленый лес,

Война пришла и в этот тихий лесистый край. Все мужчины ушли на фронт, остались в деревушках старики, дети да женщины. В округе на границе двух республик партизаны громили врага, стали они наведываться в Шарино и Марково. Фашисты несколько раз предпринимали  попытки  разгромить партизан, но безуспешно. Тогда они решили сорвать свою злобу  на  мирном населении.

Предоставим слово очевидцам этой кровавой трагедии. Вот что рассказывает жительница деревни Скворцы Мария Максимовна Изотова.

— 11 февраля в нашу деревню прибыл карательный отряд в количестве 150 человек. Командир карательного отряда приказал под страхом смерти собрать в деревне всех лошадей, и, когда лошади были собраны и запряжены, немецкий офицер отобрал по количеству лошадей 12 жителей нашей деревни, которым приказал вести коней в деревню Шарино. Что касается немецких солдат, то на каждые сани село, примерно, по 5 человек. Приехав в деревню, солдаты разбежались по домам и занялись грабежом, у жителей отбирали продовольствие. Когда же все было отобрано, крестьян собрали в дом, принадлежавший Панкратенковой Агриппине. Дверь дома закрыли  на замок, у каждого окна был выставлен солдат, после чего дом подожгли. Остальные солдаты поджигали другие дома. Во время пожара в доме, где находились люди, через окна солдаты бросали гранаты и стреляли из автоматов. Люди кричали и  плакали и все на моих глазах сгорели. Всего в доме сгорело примерно 40—45 человек женщин  и   детей. В живых из   деревни  случайно остались только три  человека, которые в это время   не находились  в деревне.

В огне погибли Панкратенкова Мария 27 лет и ее четчетверо де¬тей в возрасте до 9 лет: Соня, Михаил, Вера, Лида; Панкратенкова Агриппина 50 лет, ее дочь Настя с ребенком; Панкратенкова Фекла 30 лет и ее дети: Витя 2 года и Сережа 1 год, а также   многие другие.

Вся деревня Шарино была сожжена, и немцы заставляли меня и других граждан смотреть на  это зрелище...

Сделав свое черное дело, фашисты из Шарино направились в соседнюю деревню Марково. Там повторилось то же самое. Немцы согнали в коровник 45 человек и подожгли его.

— Мне было в то время десять лет,  — вспоминает колхозник   Михаил Новиков, — но я запомнил  на  всю жизнь тот день. На несколько километров по ветру пахло смрадом человеческих тел.

В октябре 1943 года части 31 армии освободили землю, где когда-то были деревни Марково и Шарино. У могилы собрались представители воинских частей. Сюда была приглашена и уцелевшая жительница сожженной деревни А.Д. Ладохина. Тогда и был составлен акт. В  нем указывалось:

«Произведенной раскопкой из ямы было извлечено до десятка обгоревших трупов, по заключению врачей, люди скончались от огня. Кроме этого указанного количества людей, в яме оказалось множество сожженных женщин и детей, трупы  которых  стали разлагаться».

...Утром 9 мая 1967 года к памятнику пришли жители окрестных деревень — Волково, Мохначи, Соловьи колхоза «Большевик». Ровно в 11 часов секретарь парторганизации колхоза тов. Владимиренков открывает митинг.

Выступают учителя Волковской школы тт. Захаренков и Ховренкова,  школьница  Зоя Коротченкова,  секретарь РК  ВЛКСМ   т. Явойш.

Я вижу, как у людей на глазах появляются слезы, когда у памятника склоняется сухощавый преклонных лет человек. Это Даниил Михайлович Гордеенков. Сын его Яков Данилович в годы войны был партизаном. И фашисты, чтобы отомстить партизану, сожгли заживо 26 родственников Д.М. Гордеенкова.

Председатель Любавичского сельсовета тов. Макова и председатель колхоза «Большевик» тов. Михеенков бережно снимают покрывало с памятника. На мемориальной доске зо-лотом горят слова: «Здесь захоронено 45 жителей дер. Марково, заживо сожженных фашистскими извергами за связь с партизанами. Вечная память мужественным патриотам Родины». К подножию памятника возлагают венки, букеты живых цветов.

Пройдут века, но люди  никогда не забудут трагедию деревень Марково и Шарино. Она всегда будет напоминать о страшном лике войны и о том, что нес миру фашизм. 

 

Ю. Шевелев

Заветы Ильича. – 1967. – 13 мая.

 

Вспомнить – все заново пережить.

 

45 лет прошло с того дня, как гитлеровский карательный отряд прибыл в деревни Шарино и Марково (территория нынешнего совхоза «Большевик»), совершил свое черное, безумное дело. Обе деревни были полностью сожжены вместе со всеми жителями. Фашисты согнали женщин, детей, стариков в один из домов в деревне Шарино, а в деревне Марково – в сарай. В каждой из деревушек погибли около 40-45 жителей. Об этой страшной трагедии немало написано, но пепел человеческих сердец, захлебнувшихся в огненных муках, вновь и вновь взывает к живущим.

И  чем дальше во времени уходит от нас эта трагедия, тем отчетливее проявляется бесчеловечность фашизма. Два года назад наша газета рассказывала о Данииле Михайловиче и Агафье Андреевне Гордеенковых, жителях деревни Марково, по счастливой случайности, оставшихся в живых. Невольным свидетелем ужасного преступления явилась и жительница соседней  с Шарино деревни Скворцы – Мария Максимовна Изотова. Вот ее воспоминания.

… 11 февраля 1943 года в нашу деревню прибыл карательный отряд численностью около 150 человек. Командир отряда приказал под страхом смерти собрать в деревне всех лошадей, и, когда лошади были собраны и запряжены, офицер отобрал по количеству лошадей 12 жителей нашей деревни, в том числе и меня, и приказал ехать в деревню Шарино. Что же касается немецких солдат, то на каждые сани сели примерно по пять человек. Приехав в деревню, немецкие солдаты разбежались по домам и занялись грабежом. У жителей отбирали хлеб, лук и другие продукты, а также одежду, постельное белье и все сносили на сани. Когда крестьян начисто ограбили, их собрали в дом, принадлежащий Панкратенковой Агриппине. Некоторые, чувствуя неладное, отказывались идти, но их прикладами заталкивали в дом. Легко представить в каком нелепом положении были мы – скворцовские женщины. За свою жизнь я не могу вспомнить ничего более ужасного, никогда не забуду, как один из шаринских, фамилию его я не помню, проходя недалеко от меня, резко остановился, повернулся в мою сторону и словно электрическим зарядом, пронзил меня своим взглядом. Явно хотел сказать: «Эх, вы, продажные шкуры!» Но что мы могли сделать против вооруженных зверей…

Дверь переполненного дома фашисты заперли на замок, у каждого окна был выставлен солдат, после чего дом подожгли. Остальные солдаты подожгли другие дома. Во время пожара в дом, где находились люди, через окна солда-ты бросали гранаты и стреляли из автоматов. Безумные кри-ки, плач раздались из горящей избы…

Гранаты, автоматные очереди, огонь сделали свое дело. В доме погибли примерно 40-45 человек. В живых из деревни случайно осталось  только три человека, которые в это время находились далеко от Шарино.

После этого кошмара я долго не могла прийти в себя. Меня трясло. И сейчас еще в ушах – выстрелы, крики и стоны, хохот фашистов, как клекот слетевшегося на падаль воронья. Ощущаю и сегодня удар в плечо прикладом винтовки и окрик гитлеровца, повелевающего мне смотреть, как русиш партизан возносится в рай.

В огне погибли знакомые мне 27-летняя Панкратенко-ва Мария и четверо его детей: 9-летняя Соня, 7-летний Миша, 4-летняя Вера и 2-летняя Лида, 50-летняя Панкратова Агриппина, ее 17-летняя дочь Настя и 2-летняя Тома, 30-летняя Панкратенкова Фекла и ее дети: 2-летний Витя и Сережа в возрасте одного года, а также многие другие. Сил не хватает продолжать этот список.

Двумя часами позже мы узнаем весть о такой же участи, постигшей соседнюю с Шарино деревню Марково.

Прощения фашизму за нашу кровь, за наши муки нет и не может быть никогда, - так заключила свой рассказ Мария Максимовна. Слезы текли по бороздкам морщинок, руки беспокойно теребили скатерку. И я понимал женщину: вспоминать – заново все пережить.

                       

Публикацию  подготовил Ю. Миронкин.

Заветы Ильича. – 1988. – 20 февраля.

 

 

К 45-летию победы в Великой Отечественной войне

Хочется вспомнить о судьбе двух деревень. Весной и летом 1942 года партизанская бригада Заслонова дислоцировалась в деревнях Руднянского района Шарино, Марково, Дрягели и Цегельня и оттуда вела диверсионную работу на железнодорожных и шоссейных магистралях Орша–Витебск, Орша–Смоленск, Витебск–Смоленск, нападала на вражеские гарнизоны и полицейские участки, громила всевозможные службы оккупантов на белорусской и смоленской земле.

В августе 1942 года гитлеровское командование организовало карательную экспедицию под кодовым названием «Гриф», в которой участвовали полки 286-ой охранной дивизии, специально сформированный карательный полк, полицейский полк, подразделения «СС» и «СД» и бронепоезд, курсирующий по ж/д магистрали Орша-Красное. Враг ставил перед собой задачу оттеснить партизан от железных и шоссейных дорог, окружить их южнее Богушевска и уничтожить.

Наступление началось 17 августа. И сразу же развернулись жестокие бои возле деревень Шарино, Марково, Дрягили, Цегельня, Заолище, Озеры и в других населенных пунктах. Фашистское командование перед этим зловещим наступлением напоило солдат, которые в пьяном психозе шли напролом и устраивали нечто похожее на психические атаки.

И хотя партизаны стойко удерживали свои позиции, все же немцам удалось окружить бригаду К. Заслонова. Однако, в неравном бою народные мстители не растерялись и смелой контратакой отбросили противника, прорвали блокаду и ушли в леса.

«Деревни Шарино и Марково были в лесу и нас часто навещали партизаны из отряда Соколова, полка Садчикова, заходили для отдыха партизаны бригады К. Заслонова» – со слезами на глазах вспоминала Варвара Федоровна Гордеенкова. Жители деревень снабжали партизан хлебом, солью, собирали для лесных солдат теплую одежду, ухаживали за ранеными. Два дня шла стрельба между партизанами и немецкими карателями.

Всем нам запомнилась августовская блокада. Палили пушки, рвались снаряды и мины, стрекотали автоматы. В Шарино и Марково было сожжено и разрушено снарядами несколько домов, людских жертв не было. И когда партизаны вырвались из окружения, немцы ушли.

Злополучное 11 февраля для жителей Шарино и Марково было последним. Перед утренним рассветом в 5 часов утра деревни были окружены карательной командой, состоящей из 10-15 немцев и 60 полицейских из соседних сел и Демидовского района.

Оккупанты вместе с полицейскими врывались в дома, учиняли расправу над жителями (погибло около 90 человек в обеих деревнях).Фашистские хищники стали грабить их добро, брали, что было нажито людьми за долгие годы. Позже деревни охватило море огня. Горели дома, хозяйственные постройки и вместе с ними горели трупы женщин, стариков, детей. Деревни горели более суток, и тучи черного дыма рваными лоскутками поднимались над Шарино и Марково, закрывая небо. Дувший юго-западный ветер доносил в соседние деревни удушливый запах, все вокруг заволокло черным едким дымом.

После освобождения Руднянского Района Красной армией осталось два пепелища, на которые некому было прийти, чтобы начать новую жизнь. Да, так и остались два черных пятна вместо деревень ШАРИНО и МАРКОВО.

 

С. Гапонов, 

ветеран Великой Отечественной войны, г. Рудня.

 Заветы Ильича. – 1990. – 10-12 апреля

 

 

(По рассказам очевидца Гордеенкова Даниила Михайловича. Записал мой отец, Миронкин Юрий Васильевич)

 

Проходят годы, все дальше и дальше отодвигаются от нас события Великой Отечественной войны. Редко какую семью на Смоленщине не затронула кровавая бойня середины прошлого века. Два моих пра¬деда погибли от рук фашистов, третий умер от полученных ран, возвратившись с фронта домой. Как ни печально, но все меньше остается в живых очевидцев тех страшных событий. И сегодня наше молодое поколение принимает у старших эстафету сохранения правдивой памяти о страшной и героической для русского народа войне. Общество не должно забывать, какой ценой завоевана Великая Победа. Трагедия руднянских деревень Марково и Шарино — один из таких штрихов памяти о Великой Отечественной войне.

Февраль берет разгон, трещит морозами, метет снегами. Но уже чувствуется приближение весны. С каждым днем все выше ходит солнце, да и ярче светит. Скоро возвышающиеся сугробы начнут оседать. Люди радуются приближению весны. И эти две лесные деревушки тоже могли бы радоваться. Могли бы...

Две деревни, словно две родные сестры, застенчиво стояли вдалеке от больших дорог. Да и названия у них, как у близнецов: Марково — Шарино.

Враг вторгся на советскую землю, когда в Марково и Шарино стояла страдная сенокосная пора. Сменив косы на винтовки, мужчины один за другим уходили на защиту Родины. В деревнях оставались женщины, дети да старики, на плечи которых и легли все тяжести крестьянской работы. Женщины взяли косы, веря, что мужья вернутся, германца до зимы разобьют, а сенцо надо заготовить, надо скотину не потерять. Но шли дни. Война катила свой вал на восток. Вот уже кованые сапоги застучали по проселкам, лающая речь огласила околицы.

Ни в Шарино, ни в Марково гитлеровцы не стояли, но в «гости» частенько наведывались: то курочками разжиться, то поросенка увезти.

Когда положение на фронте стало изменяться не в пользу вермахта, гитлеровцы чаще стали приезжать в деревни, постоянно кого-то искали. Иногда без причин избивали женщин, стариков, предавали огню отдельные хаты.

11 февраля 1943 года в Шарино нагрянул целый карательный отряд. Солдаты поспешно стали сгонять в дом Панкратенковой Анны Семеновны всех от мала до велика: почувствовав неладное, иные отказывались идти, но их силой, под дулами автоматов загоняли в помещение. Собрав всех жителей (а их насчитывалось около сорока пяти) в дом, фашисты заперли его, облили керосином и подожгли. Возле каждого окна стояли солдаты с автоматами. Можно ли выразить словами то, что творилось в эти минуты в доме?!

А по ту сторону стен стояли довольные смеющиеся существа. Их нельзя назвать людьми. Люди не способны на такое! Ухмыляясь, гогоча, они смотрели, как бьются в окна русские женщины, стараясь вылезти из горящего дома. Им было приятно слушать, как, корчась в огне, кричат русские дети, как в последние предсмертные мгновения стонут русские старики.

Ограбив Шарино, фашисты сожгли дотла всю деревню. Но полного удовлетворения эти звери в обличье человечьем еще не получили. Оно наступило чуть позже, когда по тому же сценарию все жители деревни Марково (их насчитывалось примерно столько же, сколько и шаринцев) были согнаны в один из деревенских сараев и, точно так же, заживо сожжены. И деревню дотла уничтожили фашисты.

Лишь трое в живых остались тогда из двух деревень. Двое из них - жители деревни Марково Гордеенковы: Даниил Михайлович и Агафья Андреевна. С осени 1943 года Гордеенковы поселились жить в деревне Махначи, что находилась километрах в двух от родного пепелища. И до последних дней жизни, до последних сил постоянно ходили навещать своих односельчан на месте захоронения, им уже в послевоенное время был поставлен скромный обелиск. Подобный же обелиск имеется и в Шарино. Ухаживают за ними учащиеся Волковской школы Руднянского района. Будучи ее учеником, мой папа много раз бывал на месте страшной трагедии. В те времена он собрал и сохранил записи бесед со старожилами окрестных деревень. Этот материал и лег в основу нашего повествования. Путь в Марково проходил недалеко от дома, в котором жили Гордеенковы. Иногда кто-нибудь из учеников забегал в гости к Даниилу Михайловичу узнать, как здоровье, как настроение, в чем нуждается? А порой Даниил Михайлович сам увидит, что пошли люди в Марково, и быстро соберется да следом. Молодые быстро ходят, не справляется за ними дед Данила. Они перегонят его и подождут. Но к памятнику обязательно подходили вместе. Подолгу неподвижно стоял перед ним Даниил Михайлович. Иногда проходил по траве, где когда-то была улица, поворачивался и шел в (ему только видимый!) проулок, заходил во двор своего дома...

«Дедушка, расскажите нам, как все было...» — просили ученики. И Даниил Михайлович начинал рассказывать.

В то февральское утро Гордеенковы проснулись рано. Холодно было в землянке. Дом Гордеенковых сожгли еще в мае сорок второго. Первое время жили у соседей. Затем фа-шисты спалили и этот дом. Осенью выкопали землянку, сделали печь.

Февральская метель грустно выводила свою жалобную мелодию. Дед Данила лежал и думал о тепле крепкой избы из ели и сосны, о довоенной жизни. Сколько мужиков было в колхозе! Как спорился коллективный труд, как все ладилось, и заживаться начинали...

Мысли прервала Агафья Андреевна. Она настоятельно стала посылать мужа в лес, дров нарубить. Не хотелось ему в такую погоду из землянки даже на минуту выходить, но с женой спорить не стал, да и дрова нужны,— запаса ни на день. «Ладно,— согласился он,— пойду, как посветлеет». «А я в Красное схожу, Петю надо зарегистрировать». И Агафья Андреевна ушла в волостную управу, в надежде зарегистрировать рождение внука. Даниил Михайлович зашел к соседу Филиппу Полякову позвать и его в лес за компанию. Но По-ляков отказался, нашел причину.

«Что ж, пойду один, не привыкать»,— решил дед и, взяв саночки и топор, ушел километров за пять, а может, и далее от Марково.

Не спеша нарубил дров, выбирал только сухие, сверху хворосту наложил. Управившись, присел на пенек отдохнуть: годы уже, годы... Перекурил и в путь. Саночки с грузом тяжелые, в снег проваливаются, «Дорога к дому всегда короче»,— вытирая пот рукавицей, думал Данила и налегал на бечевку. Еще в лесу заметил: с северной стороны дымом тянет. «Это в Волкове, а может, в Махначах что-то горит»,— подумал он и снова в путь.

Вышел из леса на поле, деревне Шарино быть — а ее нет. Чадят пепелища, ни голоска людского...

«Тело все мое, как последний осенний лист,— вспоминает Даниил Михайлович,— задрожало, сердце прямо под горло бить стало, бросил я саночки и в Марково. А его тоже нет — на месте дым стелется»...

Спустя, может, час подошла Агафья Андреевна, так и не зарегистрировав внука. Отказали ей в этом в управе, кто-то цинично бросил: «Иди домой, старая, он уже отрегистрирован». Недалеко от Красного увидела она на дороге немцев с повозками награбленных вещей. А вещи-то такие знакомые. «Господи,— шептала Агафья,— это же прялка моя, а вон — покрывало дочери, ее подушки... Подчистую ограбили, ироды...» Бежит что есть силы домой. На пути Шарино. Боже! Утром деревня целехонькой была, а сейчас — головешки. Ноги подкосились: идти надо, а не идут. Дошла кое-как. А старики Гордеенковы вытягивали из-под углей и головешек на месте бывшего сарая обгоревшие трупы. И плакали, кричали они, узнавая своих дочерей, внуков, невесток, соседей...

...Зима настороженно отсчитывает свои последние дни. Природа ждет весны. А пока поют вьюги, трещат морозы, поскрипывают, словно покашливают в кустах одичавшие потомки когда-то цветущих и плодоносящих яблонь. Тишина. Она вновь и вновь уносит нас в страшный февраль сорок третьего. Деревья помнят. Земля помнит. Люди помнят... Время не властно над памятью. Трагедия руднянских деревень не забыта.

 

Миронкина Алина, 

студентка 2 курса экономического факультета 

Смоленской сельскохозяйственной академии.

(из книги: Ради жизни веков грядущих… – Смоленск, 2006. – С.141-145.)